- Ты слишком хороша для меня.
Ники усмехается, и ее тело дергается.
- Наконец-то, ты это понял.
Она отодвигается, и в этот раз я не противлюсь этому. Девушка подбирает шорты и надевает их, а потом отпирает заднюю дверь машины, садится внутрь. Запирается. Я остаюсь снаружи, поправляюсь. И почему мне кажется, что мы сделали нечто неправильное? Ведь я всегда так поступаю – беру то, что я хочу. В чем, черт возьми, дело?
Немного подумав, я тоже сажусь в машину – на место водителя. Смотрю на нее через зеркало дальнего видения. У нее такие красивые глаза, она прикрыла их длинными ресницами, опустив веки. Она не хочет разговаривать со мной. Даже после того, как нам было приятно вместе, она сделала выводы, что я подонок. Конечно… Ведь я насильно взял ее… Идиот…
- Не хочешь разговаривать?
- А что, должна хотеть? – резко отвечает она.
- Хей, - шутливым тоном начинаю, - Агнес Вероника Хоггарт, ничего такого не случилось же…
Вместо привычных для нее нападок она просто фыркает. И это звучит довольно равнодушно, что задевает, конечно, больше всего.
- Да, ты прав, - спешит девушка саркастично заметить. – Ничего такого не случилось.
Я продолжаю смотреть на нее через зеркало, а она не спешит поднять на меня глаза. Все сидит и заламывает пальцы, глядя на них. Словно сейчас на каждой из ее ладоней вырастет шестой палец или что-то вроде того. Она так серьезна , что это даже пугает меня.
- Не делай вид, что тебе не понравилось, - бросаю я грубо.
Не смотрит. Не смотрит. Не смотрит! Да подними же ты глаза, мать твою!
- Все было отлично, Аарон. Или я должна мурлыкать и тереться об тебя, как это делают другие девушки после того, как ты их насилуешь.
Это было не намеренно. И ни с кем еще я так не поступал.
Проведя рукой по лицу, я раздражаюсь еще больше ее словами. Мне хочется ее задушить и зажать одновременно. Прижать крепко к сиденью, затем заставить говорить, глядя на меня, как я ей нужен. Мне необходимо это услышать. Да, я эгоист, но это она меня делает таким. Я плохой. Не спорю. Никогда и не утверждал, что я хороший мальчик.
Чтобы обратить на себя ее драгоценное внимание, я иду на отчаянный шаг.
- «Красота не может спасти мир. Кто такое придумал? Почему кто-то сказал так, а остальные повторяют, не подумав? Как красота может спасти кого-то, если она настолько уязвима? На нее возложили такую большую ответственность, в то время как все что угодно, – от человека до самой природы, - может убить ее, разрушить ее, уничтожить ее. Красота не в силах спасти саму себя. Для ее сохранения необходимы жертвы, усилия, деньги. Красота временна, скоротечна – это касается и человека, и того, что человеком сотворено. Единственное, что может спасти этот мир – это доброта. Она живет в человеке, и ее нельзя повергнуть в прах, искоренить, упразднить, если человек сам этого не позволит. Чтобы ни произошло, человек за доброту в себе в силах бороться, ей не дано исчезнуть без следа. Если мы ее скрываем, это не значит, что ее нет. Доброта живет в душе каждого из нас, оттуда ее выдворить не получится, как ни старайся. Доброта спасет мир. И только она».
Как только я заканчиваю цитировать фразу из ее дневника, который я украл несколько недель назад у Агнес, она открывает и закрывает рот, в точности как рыба под водой. Пока я проговаривал знакомые ей строки, я мог наблюдать за ее удивленным взглядом, широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом. Это было невероятно.
- Я знаю, что это написала ты, - комментирую я после. – Я переписал это себе, и читаю каждый день перед сном.
Агнес все еще молчит. Я жду, когда она скажет что-нибудь, но она этого не делает.
- Знаю, ты об этом не догадывалась.
Растерянно девушка мотает головой из стороны в сторону: сначала медленно, а потом быстрее.
- Нет… не догадывалась… Я… немного… удивлена…
Я киваю.
- Уверен в этом.
Атмосфера в салоне меньше чем за минуту стала другой. Я гляжу то на Агнес, то себе под ноги.
- Знаешь, я прочел столько цитат в твоем дневнике. В основном, все они выписаны из книг Джоди Пиколт. Ты без ума от этого автора, не так ли?
Стоит мне заговорить о том, что ей нравится, как она улыбается. Так широко и приветливо.
- Я схожу с ума от ее творчества. От каждой написанной ею книги. Есть более любимые, конечно, а есть – менее. Но я мечтаю получить автограф от нее, или что-то подобное. Я никогда не смогу быть такой, как она. Я никогда не буду писать книги , никогда не смогу выражать свои мысли, как она. – Ох, ну, в этом я очень даже сомневаюсь. – Не смогу заставить людей расплакаться от одной единственной фразы. Мы, вообще, с ней работаем в абсолютно разных направлениях, но Джоди все равно мой кумир. – Ее улыбка становится мечтательной. – Дома у меня выделен небольшой стеллаж под ее книги. Я собрала всю коллекцию ее произведений. И есть несколько одинаковых романов с разными обложками. Увидев книги Джоди здесь, в Палм-Бей, я не удержалась и купила пару. Это похоже на болезнь, от которой я не хочу излечиваться. Несколько месяцев назад в «Facebook » разыгрывалась книга с росписью и пожеланиями от Пиколт, но я, конечно, не стала счастливым обладателем. Однако я верю, что однажды у меня будет ее автограф.
Дослушав ее речь до конца, я наклоняюсь, держась одной рукой за спинку своего сиденья, и ласково приникаю губами к губам Ники. К ее сладким немного полноватым губам. Она не противится. Быть может, слегка изумлена, но не пытается оттолкнуть меня. Не отталкивает, не украшает щеку пощечиной, а отвечает на поцелуй. И это становится удивлением для меня. Настоящий поцелуй не похож на другие наши: он нежный, безмятежный, еле ощутимый.